Мяу! Погладьте вы меняу!

четверг, 21 июля 2016

10:58

...Lasciami godere la musica di queste parole!

Плоскомирье не отпустит меня ещё до-олго!

Почему лорд Ветинари не любит промозглую холодную погоду? Откуда берётся кризис? Почему почтмейстер не скользит на лестницах? Каким ангелам нужны ангелы-хранители? Кто рассыпается в прах на работе? И хотя ответ на последний вопрос очевиден, попробуйте почитать: вдруг вам понравится.

Лестница в небеса

Погода стояла, на вкус лорда Ветинари, довольно неприятная. Туман висел над Анком днём и ночью, с порывами ветра расползаясь по городу, и за ночь успевал покрыть все металлические и каменные поверхности мерзким даже на вид зеленовато-жёлтым инеем. Садиться на заиндевевшие перила и ступеньки не решались даже птицы, и не без причин: у бродячих псов от кислотного льда появлялись язвы, у бедняков в нём растворялись картонные подошвы, а люди позажиточнее не рисковали дотрагиваться до морозных узоров даже в перчатках, предпочитая рискнуть и подняться по скользкой лестнице своими силами.

Перчаток патриций не любил, перилам предпочитал трость, а скользких ступенек не боялся. И всё же причина не любить холодные дни у него имелась. Именно в такие противно-влажные и зябкие дни начинали ныть старые травмы. И хорошо если ныть — к монотонной размеренной боли можно привыкнуть и начать её игнорировать. Много хуже, когда...

Впрочем, обо всём по порядку. Раз уж мы уделили время описанию погоды, разговором о которой принято начинать заведомо бесполезную и и неприятную для обеих сторон беседу, следует уделить несколько строк описанию всего остального. К примеру, обстановки, в которой происходит, точнее, будет происходить действие нашей повести. Хотя, о чём это мы: разумеется, это Анк-Морпорк, где и происходят действия самого большого числа повестей на Диске. Самый крупный, густонаселённый и дурнопахнущий населённый пункт от Пупземелья и до краепадов, "Горад Тысичи Сюрпризаф".

Если же ещё немного сузить рамки, мы выясним, что находимся в самом центре Анк-Морпорка, непосредственно на лестнице дворца патриция, где кроме нас собралась весьма разношёрстная компания журналистов различных печатных изданий и уже скалит клыки готовый снимать знаменитейший иконографист Отто Шрик.

Погодите, погодите! Что снимать? Откуда журналисты? Почему история начинается с середины? И зачем столько риторических вопросов в одном крохотном абзаце?

Всему своё время, господа и дамы, всему своё время. Хотя в одном вы правы. Историю, пожалуй, стоит начать сначала.

Что есть финансовый кризис, как не следствие маленьких рядовых неурядиц, которые, цепляясь друг за друга, образуют неизбежный ИТОГ, который, в свою очередь, лавинообразно растёт и накрывает собой вовсе не гигантские денежные горы, а бедные поселения у их подножий. Суть половины маленьких рядовых неурядиц, к слову, лучше всего передаётся такими словосочетаниями, как "недобросовестный работник" и "нечистый на руку".

И где, позвольте спросить, случается больше этих самых маленьких рядовых неурядиц? В захолустном городке, в котором все дела сводятся к продаже капусты и покупке дешёвых газет, у которых бумага помягче? Или у мегаполиса, в котором товары и деньги, облигации и векселя крутятся в огромном колесе и в любую секунду готовы выпасть из него и зацепиться, словно соринка, остановив работу сперва одного колёсика, затем второго, и так по цепочке целой машины? Ответ, надеюсь, очевиден для каждого.

Итак, финансовые колёса Анк-Морпорка, тщательно соединённые его правителем с такими же финансовыми колёсами крупнейших стран и мелких равнинных городков путём кропотливой подгонки, спайки и использования разнородных мусороподобных элементов, попытались остановиться. К счастью, в арсенале лорда Ветинари, патриция двуединого города, находились разнообразнейшие приспособления от похожего на молоток, безжалостно разбирающийся с не желающими чиниться колёсами, командора Ваймса до выступившего в очередной раз в роли универсальной смазки Мойста фон Липвига. Оба "инструмента" — при выверенном количестве запугивания, должном уровне праведного гнева и правильно проведённых тонких психологических манипуляциях — превосходно отыграли отведённые им роли, перекинув кризис дальше по цепочке колёсиков и освободив от его влияния готовый пользоваться бедственным положением соседей Анк-Морпорк.

И вот теперь, когда опасность миновала, призывавшие на все лады не паниковать и тем самым породившие до того и не думавшую появляться панику журналисты собрались чествовать героев. В их дружной и полной взаимной ненависти компании не хватало лишь самых ярких представителей, Уильяма де Ворда и Сахариссы Крипслок, отправившихся вслед за кризисом за сенсацией и комментариями городских глав. Впрочем, статья и заголовок были уже готовы, оставалось лишь дождаться комментариев героев для цитат и, разумеется, иконографии, которую готовился обеспечить суетящийся с иконографом незабвенный Отто, умоляющий командора Ваймса красиво расправить плащ и сделать чуть менее угрюмое лицо, чтобы не контрастировать столь ярко с ослепительно сияющим почтмейстером, заместителем Председателя Королевского Банка, мистером Железная Дорога, господином Семафоры-на-полставки и чёрт знает кем ещё Мойстом фон Липвигом.

Мойст фон Липвиг же действительно сиял, словно новенький анкский доллар, в свеженачищенном золотом костюме и наиболее любимой шляпе с крыльями. В конце концов, он имел на это право. Фактически, вся работа, не связанная с запиранием за решётку и выяснением имён наиболее виноватых в мелких неурядицах, оказалась на нём. И он эту работу выполнил. Да, выполнил, и притом с блеском! И, возможно, ему пришлось немного — ладно, много, очень много — лгать, изворачиваться и размахивать, словно флагом, именем патриция, но ведь всё это, кроме последнего пункта, и было его работой. Он был квалифицированным мошенником на службе города! Точнее, на службе городского тирана...

Журналисты толпились стаей мёрзнущих голубей, вместо крыльев шурша карандашами. Мойст мог бы стоять так хоть целый день, рассыпая яркие фразы, как конфетти, и стараясь не сморозить ничего лишнего, за что его могут отправить танцевать совсем другой танец. Командор Ваймс же не отличался его оптимизмом. Он гневно проскрежетал что-то на вопросы о его роли в предотвращении кризиса, нарычал на попытавшегося переставить его для более удачной композиции иконографиста и, гневно топая, удалился, бормоча нелицеприятные определения в адрес журналистской братии.

Краем глаза Мойст уловил движение. Он не один видел это, там стояла целая толпа людей, и все они видели. Но никто не двинулся с места. Как будто... как будто они все боялись чего-то. Но чего можно было бояться? Мойст ещё толком не подумал об этом, а его тело уже действовало, вовсе не нуждаясь в рекомендациях предлагающего сперва всё взвесить мозга.

Лорд Ветинари посмотрел на толпящихся возле дворца людей. Всё как обычно: командор Ваймс не выдержал двойной пытки журналистами и парадным костюмом и поспешно стратегически отступил, почтмейстер же продолжает сверкать улыбкой и костюмом, словно ему начисляют за это сверхурочные. Что ж, не обходить ведь собственный дворец из-за подобной ерунды. Неприязненно покосившись на вездесущий мерзкий иней, патриций сделал шаг, другой. О-ох... Да, вот за это он и ненавидел такую погоду.

Трость полетела вниз по лестнице, отзванивая ступени металлическим набалдашником. Лорд Ветинари уже готовился последовать примеру трости и познакомить свой череп с мрамором, как вдруг его подхватили. Хотя солнце не собиралось показываться, кутаясь в серые тучи, как в шерстяной свитер, стало заметно светлее, захотелось даже немного прищуриться. В воцарившейся напряжённой тишине вскрика рассыпавшегося прахом вампира никто не услышал.

— Благодарю, мистер Липвиг, — невозмутимо кивнул патриций.

— Осторожнее, сэр, на лестнице скользко, — Мойст демонстративно постучал каблуком по ледяной корочке.

— Да, действительно. — Ветинари внимательно изучил систему из цепочек с мелкими шипами на ботинках почтмейстера, позволявшую ему надёжно удерживаться на ногах.

— Мы на почте пользуемся ледоходами. Помогают меньше скользить, — немедленно пояснил тот. — Это изобретение Стэнли, сэр. Первые версии были на основе булавок.

Мойст посмотрел на патриция, ожидая, что тот хмыкнет что-нибудь ироничное и продолжит спуск, но лорд Ветинари не спешил оправдывать его ожидания. Вместо этого он тяжело облокотился на перила, стараясь не задевать их незащищённой ладонью, и незаметно смерил взглядом расстояние до трости. Внимательно посмотрел на журналистов. Те немедленно вспомнили о невероятно важных делах и поспешили разбежаться, благо, пара нецензурных комментариев от Стражи и пара десятков пышущих оптимизмом лозунгов-заголовков от остальных городских служб в одном лице были уже получены.

— Вас не затруднит оказать мне небольшую услугу, мистер Липвиг? — вопросительно изогнул бровь лорд Ветинари, когда на покрытых льдом ступенях не осталось представителей прессы.

Недоумевая, Мойст сбегал за тростью. Ему всегда казалось, что она нужна патрицию больше для проформы, совсем как развевающийся за спиной чёрный плащ, который вряд ли из такого положения мог успешно защищать от холода. Ветинари, однако, терпеливо подождал, пока почтмейстер сбегает к подножию лестницы и вернётся, после чего перенёс вес на трость и...

И без того бледный, лорд Ветинари на мгновение словно превратился в гипсовую статую. Нога под ним подогнулась, отказываясь выполнять возложенную на неё природой задачу. Мойст снова принял в свои объятия довольно лёгкого, хоть и долговязого мужчину, с досадой закусившего губу.

— Вы в порядке, сэр? — нервно спросил он.

— Разумеется, мистер Липвиг.

Вот теперь голос патриция действительно превратился в шипение, только не в привычное шипение развлекающейся ядовитой змеи, а в сдавленное шипение с трудом сдерживающего стон человека. Что здесь, чёрт побери, творилось?!

В состоянии, близком к панике, Мойст помог Ветинари вернуться на те несколько ступеней, что он уже успел пройти, и осторожно сгрузил патриция на стул возле входа. Пробегавшие мимо слуги косились на картину с сочувствием, но без изумления, как будто видели подобные события с завидной частотой.

— Принести таблетки, сэр? — предложил какой-то мальчишка, выносивший мусорную корзину.

— Нет, спасибо, Дик, — отказался лорд Ветинари. — Уверен, это скоро пройдёт.

— Я принесу таблетки, сэр, — покачал головой мальчик. — Погода, мистер, — пояснил он Мойсту, словно это должно было объяснить ему всё.

— Что не так с погодой, сэр? — переспросил Мойст, как только мальчишка удрал.

— Она довольно неприятная, — пожал плечами патриций, осторожно вдавливая пальцы в бедро.

— Неприятная чем, сэр? — не отставал почтмейстер.

— В такую погоду, мистер Липвиг, дают знать о себе старые травмы. — Лорд Ветинари невесело усмехнулся. — Если они ноют, это хорошо: знаешь, чего от них ожидать. Но некоторым не нравится только ныть, они предпочитают стрелять. Это и в отношении людей верно.

— И какой же идиот рискнул в вас выстрелить? — недоверчиво усмехнулся Мойст.

— Мой школьный учитель. А ведь когда-то я был его любимчиком, — добавил патриций когда Мойст уставился на него с искренним ужасом. — Ну, на посту патриция я ему уже не нравился. Кажется, прошло...

Лорд Ветинари тяжело поднялся на ноги и, всем весом наваливаясь на трость, удалился. Мойст же не мог найти в себе силы встать с так милосердно подвернувшейся ему лавки. Этот человек... Человек, похожий на ядовитую змею; человек, который видел насквозь ваши мысли раньше, чем вы успевали их подумать; человек, который превращал слова в самое жестокое и опасное оружие, который жонглировал жизнями и тасовал факты с ловкостью бывалого мошенника. Этот человек был человеком.

Как чёртов патриций мог быть уязвимым человеком, которого можно ранить, который учился в школе, у которого на погоду ноют давно зажившие раны? Человеком, которого можно поймать в объятия на заледеневшей лестнице? Человеком, который может запросто поделиться этой своей слабостью с ним, Мойстом?

— Его Светлость ушёл? — нахмурился прибежавший со стаканом воды Дик. — Вот ведь чёрт! Только бы его в коридоре не скрутило; на лестнице хоть перила есть...

— А что с его ногой, Дик? — вскользь спросил Мойст.

— Вы что, не знаете, мистер? — удивился мальчишка. — Весь город ведь знает. На него бывший главный убийца покушался, прострелил ему ногу из какой-то штуки. Вот такая была дырища! — Дик с удовольствием показал размеры "дырищи". — И когда погода вот такая мерзопакостная, Его Светлость ходить почти не может. Вот, таблетки пьёт, но они тоже не сильно помогают.

— Наверное, стоит всё таки отнести их ему, — решился Мойст. — Нет-нет, Дик, ты сиди здесь. Я ведь почтмейстер; доставлять всякие, э-э, вещи — моя работа.

Только через два пролёта Мойст вспомнил, что понятия не имеет, где находятся комнаты патриция. С другой стороны, вряд ли лорд Ветинари позволит себе горячую ванну — которая, между прочим, помогла бы отчасти снять напряжение и уменьшить боль — в разгар рабочего дня. Ему и так, по видимому, пришлось отказаться от какой-то поездки. Быстро сориентировавшись, Мойст повернул к Продолговатому кабинету и, кажется, не ошибся: секретаря не было, но в приёмной висел знакомый чёрный плащ со следами подтаивающего льда возле локтя.

— Сэр? — Мойст осторожно поскрёбся в дверь.

— Входите, мистер Липвиг.

Патриций и впрямь обнаружился на рабочем месте и уже перебирал какие-то документы, задумчиво подчёркивая особо заинтересовавшие его места карандашом.

— Ваши таблетки, сэр.

Мойст осторожно поставил стакан рядом с кипой бумаг и навязчиво пододвинул его, когда лорд Ветинари попытался проигнорировать лекарство. Патриций недовольно посмотрел на Мойста. Тот отважно выдержал этот взгляд, даже не попытавшись пропустить его сквозь себя. Ветинари покачал головой и вернулся к документам, но к содержимому стакана так и не притронулся.

— Выпейте, сэр, — собрав в кучу остатки смелости, потребовал Мойст.

— Я предпочитаю работать с документами на трезвую голову, — холодно ответствовал патриций. — Не позволяйте мне вас задерживать.

О, боги. Великий Оффлер, Слепой Ио и Афроидиота! Вот то, что не давало Мойсту покоя последние несколько минут! Тонкий запах, дразнивший на грани уловимости, казался смутно знакомым не зря — так пахли дедушкины таблетки, которые тот пил, когда перестали помогать все, действительно все остальные способы. Ну, по крайней мере боль они снимали, хотя после них дед Мойста и разговаривал иногда с собаками. И всё бы ничего, но собак в тот момент перед ним не было.

— Сэр, вам лучше отдохнуть, — решительно заявил Мойст.

— Я уверен, что не спрашивал вашего совета, мистер Липвиг. — Лорд Ветинари поднял одну бровь на грани вежливого недоумения и очень вежливой угрозы. — Уверен так же, вас ожидает немало неотложных дел, к которым вы торопитесь приступить.

— Нет, сэр, — отважно мотнул головой почтмейстер. — Более того, я уверен, что полностью свободен остаток дня. И ещё я уверен, что если вы не пойдёте отдыхать сами, я лично оттащу вас в кровать.

— Не слишком ли много вы на себя берёте, мистер Липвиг? — Бровь пересекла границу вежливой угрозы и по изгибу приближалась к угрозе откровенной.

— Может, и слишком, сэр, — признал Мойст. — Но на мне уже почтамт, и банк, и железные дороги, и семафоры, и гоблины, и чёрт знает что ещё. Я привык брать на себя много. И это вы привили мне эту привычку. Так что, пожалуй, я позволю себе наглость и возьму на себя ещё и вас. Я говорю вполне серьёзно, сэр, если вы не пойдёте отдыхать, я притащу сюда командора Ваймса, навешав ему на уши какой-нибудь невероятной чуши. Он будет рыть здесь землю носом и всё равно не даст вам нормально работать.

— А вы ещё и шантажист, мистер Липвиг, — осуждающе нахмурился патриций, и Мойст постарался просиять не слишком заметно, потому что это было самое фальшивое из всех фальшивых осуждений, какие лорд Ветинари ранее демонстрировал лично ему, Мойсту фон Липвигу. — Возможно, раз уж вы так обеспокоены состоянием моей ноги, вы поможете мне дойти?

Мойст без слов подставил плечо, позволяя опереться, и осторожно, выдерживая самый неспешный и притом нарочито небрежный темп и не позволяя скользнуть на лицо ни тени жалости или сочувствия, сопроводил патриция до его комнат. Возле двери лорд Ветинари перенёс вес на трость, умудрившись не дрогнуть ни единой мимической мышцей, хоть меловая бледность и выдавала его с головой, и вымученно улыбнулся.

— Благодарю вас, мистер Липвиг, — медленно произнёс он.

— Вы можете на меня рассчитывать, сэр, — так же медленно ответил Мойст, даже не пытаясь пользоваться одним из честных голосов.

Патриций внимательно всмотрелся ему в глаза и неожиданно улыбнулся по настоящему — почти одними глазами и краешками губ.

— Я знаю, — кивнул он.

Дверь тяжело захлопнулась. Мойст развернулся обратно. Бодро сбегая по лестнице и глядя на золотящий облака изнутри солнечный шар, он подумал, что ангелам тоже не помешают ангелы-хранители.

***

"ГОРОДСКИЕ СЛУЖБЫ — ПОДДЕРЖАТ ВСЕГДА!" — гласил заголовок утренней "Таймс". На иконографии широко улыбающийся Мойст фон Липвиг ловил в объятия падающего с совершенно невозмутимым выражением лица патриция. Особого колорита придавала слегка смазавшаяся от движения трость, летящая по направлению к объективу. Отто Шрик удовлетворённо посмотрел на дело рук своих. Да, это определённо стоило получаса, проведённого в состоянии праха, пока один из пробегавших слуг не наступил на пузырёк. Какая композиция, какая светотень! А цвета! Конечно, в газете пришлось обойтись чёрно-белым вариантом, но...

Отто достал из кармана крохотную стеклянную пластинку и снова изучил её на свет. Да, великолепно. Вильям наверняка будет доволен. Отто не подведёт; иконография всегда и везде, даже если для этого нужно рассыпаться в прах.

@темы: фичок, капельки мыслей стекают на желтоватые листы блокнота, Дискворлд